[assorti-santa]

Автор: бошетунмай
Размер: мини, 1102 слова
Пейринг/Персонажи: Пикник/Сникерс
Категория: слэш
Жанр: флафф
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: скобки захватывают текст. и автор всё ещё идиот %) и с новым годом всех! (♡μ_μ )
Краткое содержание: Дело в том, что болеющий Сникерс равнялся катастрофе.
Задание: Г4 - Рождественские песни

- В двенадцатый день Рождества моя любовь подарила мне… - хрипло и неровно доносилось из спальни.
Пикник поморщился, снял с плиты свистящий чайник и залил кипятком жаропонижающий порошок в кружке, ссыпал в руку приготовленные ранее таблетки и пошёл в комнату, на звук нестройного и отвратительно сиплого голоса.
Всю свою жизнь Пикник знал, что Сникерс – идиот.

(- Это, без шуток, важное дело, - помпезно сказал тогда Марс, зачем-то усаживая смущённого Рафаэлло себе на колени. Тот в это время любовно протирал ствол новенькой Беретты, и Пикнику было от этого неуютно. В основном потому, что такой влюблённый взгляд у Рафаэлло бывал не часто: когда он смотрел прямо Марсу в глаза, а тот смотрел ему в ответ (и ни с чем не спорил), и когда он смотрел на расплывающиеся в крови кишки своих врагов. Обязательно выпущенных не без помощи любимой Беретты. Рафаэлло умел быть креативным в таких делах. Пикник дёрнул головой, отгоняя мысли и вслушиваясь в слова Марса. Рядом ехидно переступал с ноги на ногу Сникерс.
- Чтоб сделали тихо, хоть отморозьте себе всё, но чтобы за доставкой проследили. Желательно, незаметно. Не игрушки в этот раз Коркунову продаём. – Марс тяжело положил не занятую бедром Рафаэлло руку на стол. Сигарета у него во рту тлела как-то печально и неохотно, и сам он выглядел до предела уставшим, Пикник даже своим нейтральным взглядом это видел.
Видимо, видел это и Сникерс, потому что внезапно подобрался, перестал шаркать ногами, и спокойно выдал:
- Босс, всё будет ништяк. Ну, когда мы тебя подводили вообще?..
И оказался прав.)

Во всём, кроме одного.
Как и хотел Марс – Коркунов товар получил и остался доволен, Сникерс и Пикник за этим проследили, вооружившись биноклями и просидев под заледеневшей огромной елью два часа, как два последних придурка, которыми они и являются.
Эту зиму Коркунов решил прожить на севере Мичигана, ближе к природе и метровым сугробам. Снега в мегаполисах ему было, видите ли, недостаточно, глобальное потепление, все дела. Сникерс зарылся в снег по шею, храбрясь и постоянно указывая на то, что он никогда не болеет и что он, вообще-то, выносливый малый ("Да я просто Бог выносливости, Пик, да моя выносливость мир захватить может, Пик!"). Пикник называл его идиотом и бил биноклем по макушке. Сникерс в ответ обиженно и тихо чихал в снег. Идиот.

Дело в том, что болеющий Сникерс равнялся катастрофе. Он болел не часто (это не по-мужски), но когда всё-таки на него нападала какая-нибудь инфекция, Сникерс проходил через определённые фазы болезни. Фаза один: отрицание. Пикник ненавидел эту фазу.

(Они вернулись из Мичигана в Нью-Йорк самолётом. Приехав в город, шли до квартиры по припорошенным тонким слоем снега улицам, везде ощущая предрождественскую суету и истерию. Рядом с булочной звонкие и счастливые детские голоса торжественно выпевали: "Это время для веселья, фа-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла."
Сникерс чихнул четыре раза подряд (а в самолёте до этого – бессчётное количество раз) и испуганно уставился на красноречиво приподнявшуюся правую бровь Пикника.
- Ты заболел. – Пикник не очень любил констатировать факты, но Сникерсу иногда требовались подсказки.
Как, например, сейчас.
- Это не то, что ты думаешь, Пик! – Сникерс стряхивал с шапки снег и громко возмущался. – Да это вообще неправда! Да я здоровый, я тебе докажу!
И он купил себе рожок мороженого и, откусив огромный кусок клубничного пломбира, нагло ухмыльнулся в лицо Пикнику. Пикник, проходя мимо, тяжко вздохнул и двинул ладонью руку Сникерса с зажатым в кулаке мороженым. Тот, не успев среагировать, измазал себе пломбиром половину лица.
- Ты идиот, - тихо сказал Пикник и слизнул языком клубничный джем с кончика носа ошарашенного Сникерса.)

- Святая нооооочь! Сверкают ярко звё-ооозды… - в честь загубленного Рождества Сникерс, для профилактики, выпил выданную Пикником рюмку коньяка. Закутавшись в тысячи одеял и лёжа печальным комочком на матрасе, он беспощадно распевал все известные ему рождественские песни. И, таким образом, признавал наличие второй фазы – фазы уныния. Она хотя бы не содержала в себе дурацких и неожиданных поступков, за что Пиник относился к ней с некоторой благодарностью.
- Сник, на, выпей порошок от температуры.
В ответ Пикнику несчастно шмыгнули носом из-под одеял. Пикник вздохнул, поставил на пол горячую кружку и, плюхнувшись на матрас, осторожно и нежно обнял комок одеял.
- Ну же, Сник…
Сникерс высунул голову, обдал Пиника жаром, пахнул на него коньячным дыханием:
- Бубенцы, бубенцы радостно галдят…
Пикник улыбнулся, протянул в зажатой руке горстку таблеток:
- Тебе скоро станет лучше. Никому нельзя киснуть в Рождество.
Сникерс ещё раз шмыгнул красным, распухшим носом, но, усевшись, выпил таблетки и снова закутался в одеяла.
- Я был не прав, - тихо прохрипел Сникерс в лицо Пиника и ткнулся горячим носом ему за ухо.

Фаза три: влюблённое раскаяние. Любимейшая фаза Пикника. Возможно, это говорило не в пользу того, насколько он хороший человек, но Пикнику было плевать на такие мелочи. Сникерс редко показывал свою именно влюблённую, а не дружескую привязанность к Пикнику в моменты, не относящиеся к занятиям сексом. Хотя сексом они занимались очень часто, из чего Пикник сделал вывод, что где-то сам себе противоречит и, с лёгкой руки и коварных помыслов, задвинул несформировавшиеся рассуждения глубоко в своё развратно-влюблённое сердце.

- Как же не прав, Сник? – улыбаясь, прошептал Пикник в покрасневшее ухо и осторожно подул, шевельнув струёй воздуха повлажневшие (и от влаги чуть волнистые) волосы рядом с ухом.
Возможно, Пикник в такие моменты становился немножечко садистом.
Сникерс, приподнявшись на локтях, выпростал одну раскалённую жаром руку из вороха одеял и положил ладонь на грудь Пикника. Туда, где сердце. Спустя три ровных удара, повёл выше, царапнул ногтями шею, аккуратно оттянул вниз мочку уха, проведя кончиками пальцев по щеке, надавил большим на левый уголок губ Пикника. Он рвано и хрипло дышал и был весь и везде горячий. Пикник, зажмурившись, приоткрыл рот, легонько прихватил зубами костяшку пальца, медленно провёл языком по подушечке – она была солёная от пота, – и не сумел сдержать тихий стон.
Пьяно улыбаясь, Сникерс убрал палец, оставив на щеке Пикника влажный, еле заметный след слюны, и навалился на него всем своим и одеяльным весом, жарко задышал ртом на губы:
- Совсем не прав, Пик, - горячее дыхание и тихие хриплые слова. - Я такой идиот был, Пик… Ну, ты же и сам знаешь.

Пикник, совсем забыв о своих немного садистских желаниях, нашарил рукой щель среди кучи одеял и, перекатившись на бок, прижался к горячему, как печка, Сникерсу, подтыкая концами одеял с разных сторон пускающие холодный воздух щели.
- Ох, ты, блин… - прошептал Пикник и накрыл сухие губы Сникерса поцелуем.

(Спустя несколько часов с улицы доносятся весёлые и нетрезвые, но счастливые голоса встретивших Рождество людей: "Всё, что я хочу получить на Рождество – это ты, ты, малыш".
Пикник громко чихает и ему кажется, что в его горло как будто бы кто-то медленно, но настойчиво насыпает толстый слой жгучего перца.
Сбивший температуру и жар Сникерс ржёт и уходит на кухню за таблетками.
В конце концов, Пикник всегда знал, что он и сам большой идиот.)